Я хотел, чтобы мой первый роман стал настоящим инфарктом повествовательных слоев-трюк, заключающийся в том, чтобы почувствовать свой путь через каждый запас, взорвав его, пока его обструктивность, наконец, не покажет не пустую массу, а непреднамеренные точки просачивания.