Я напряг, чтобы вспомнить, где я был или даже то, что я носил, касаясь моих зеленых джинсов-вельветовых джинсов и уставившись на стену открытого кирпича. Когда моя паранойя углубилась, я убедился, что я умер, и никто не говорил мне.
Я напряг, чтобы вспомнить, где я был или даже то, что я носил, касаясь моих зеленых джинсов-вельветовых джинсов и уставившись на стену открытого кирпича. Когда моя паранойя углубилась, я убедился, что я умер, и никто не говорил мне.