Острый и упал на раскаяние, потомство моего греха! Почему ты, Боже, так поздно, как я лавшишь, мое сердце? Почему, о боду, это кричит так близко мне,-почему я сейчас слушаю тебя и никогда не слышал тебя раньше?
Острый и упал на раскаяние, потомство моего греха! Почему ты, Боже, так поздно, как я лавшишь, мое сердце? Почему, о боду, это кричит так близко мне,-почему я сейчас слушаю тебя и никогда не слышал тебя раньше?