Он никогда больше не говорил о той ночи, а не о твоей матери, не для кого -либо еще. Ему было стыдно за нее, за Микки для себя. В больнице он вообще перестал говорить. Молчание было его побегом, но молчание редко убежище. Его мысли все еще преследуют его. ~ pg 139