Она плакала за себя, плакала, потому что боялась, что сама может умереть ночью, потому что она была одна в мире, потому что ее отчаянная и пустая жизнь была не увертюрой, а финалом, и через все, что она могла видеть, была была Грубая, жестокая форма гроба.