Старик начал петь. Его голос был очень милым и, очевидно, частью того, что мир избавился в своей спешке, свидетельством более грандиозного, добра.
Старик начал петь. Его голос был очень милым и, очевидно, частью того, что мир избавился в своей спешке, свидетельством более грандиозного, добра.