Весь его разум и тело, казалось, были поражены невыносимой чувствительностью, своего рода прозрачностью, которая заставляла каждое движение, каждый звук, каждый контакт, каждое слово, которое он должен был говорить или слушать, агония. Даже во сне он не мог полностью избежать ее образа.