Раньше у меня было своего рода мягкое место для Хакаби. Казалось, у него была действительно святая полоса, которая заставила его защищать нелегальных иммигрантов и отдал помилования преступникам, которые, возможно, были немного менее реабилитированы, чем он себе представлял.