Мы уважаем откровение слишком высоко, чтобы сделать его антагонистом разума, или верить, что оно призывает нас отказаться от наших самых высоких держав.
Мы уважаем откровение слишком высоко, чтобы сделать его антагонистом разума, или верить, что оно призывает нас отказаться от наших самых высоких держав.