Я думаю, что писать для мира, изобретенного, может быть бесконечно более интересным, чем писать для мира, который мы все унаследовали.
Я думаю, что писать для мира, изобретенного, может быть бесконечно более интересным, чем писать для мира, который мы все унаследовали.