Если бы трусость не была настолько полностью трусом, что не смогли неуклонно смотреть на последствия мужества, он обнаружил бы, что нет убежища, столь уверенного, как бесстрашная доблесть.
Если бы трусость не была настолько полностью трусом, что не смогли неуклонно смотреть на последствия мужества, он обнаружил бы, что нет убежища, столь уверенного, как бесстрашная доблесть.