Для меня, как, несомненно, для большинства моих современников философия бессмысленности была по сути инструментом освобождения. Освобождение, которое мы желали, было одновременно освобождение от определенной политической и экономической системы и освобождения от определенной системы морали. Мы возражали против морали, потому что она мешала нашей сексуальной свободе.