Какая позиция трансцендентного ужаса должна быть, где преступник великого преступления, до этого незнакомого позитивной вины, оказывается внезапно отрезанным и навсегда, от всех человеческих симпатий, изолированных от надежды, арендатора одиночной клетки и с широким, непроходимым заливом, зевая между ним и тем великим братством которого он перестал быть частью-дольше считается человеком, но как монстр в форме одного, от которого сама отворачивается, ора И для кого жалость даже не слезы!