Его книги были частью его. Казалось, каждый год своей жизни его книги стали все больше и больше его частью. Эта комната, тридцать на двадцать футов, и стены полок, заполненные книгами, имели для него бормотание многих голосов. В книгах Геродота, Тацита, Рабеле, Томаса Брауна, Джона Милтона и множества других он нашел людей лиц и голоса для него более реальными, чем многие люди, которых он встретил, за дым и разговоры.