Христианство не думает о человеке, наконец, подчиняющемся силе Божьей, оно думает о нем как о том, что, наконец, поддается любви Бога. Дело не в том, что воля человека раздавлена, но сердце этого человека разбито.
Христианство не думает о человеке, наконец, подчиняющемся силе Божьей, оно думает о нем как о том, что, наконец, поддается любви Бога. Дело не в том, что воля человека раздавлена, но сердце этого человека разбито.