Ее глаза были далеки, и она, казалось, слушала тот голос, который впервые рассказал ей историю, мать, сестру или тетя. Затем ее голос, как ее пение, прорезал сверчки и потрескивающий огонь.
Ее глаза были далеки, и она, казалось, слушала тот голос, который впервые рассказал ей историю, мать, сестру или тетя. Затем ее голос, как ее пение, прорезал сверчки и потрескивающий огонь.