Чем близко автор думает о том, почему он писал, тем больше он приходит, чтобы рассматривать свое воображение как своего рода самогриментирующий цемент, который смещал его факты, и его эмоции как своего рода темный и неясный дизайнер этих фактов. Неохотно он приходит к выводу, что для учета его книги - это объяснить его жизнь.