Через бедность, Годхунгер, разгром семьи, я сохранил чувство ценности. Я мог бы покрасить и рисовать, как никто другой в этой задуманной человеке земле: я стоил времени жизни. Теперь мое мастерство мертв. Я должен быть.
Через бедность, Годхунгер, разгром семьи, я сохранил чувство ценности. Я мог бы покрасить и рисовать, как никто другой в этой задуманной человеке земле: я стоил времени жизни. Теперь мое мастерство мертв. Я должен быть.