В модели, с которой мы выросли, правительства управляют физической территорией, на которой функционируют национальные экономики, а сильная экономика поддерживает гегемонистскую военную власть. В новой модели, уже появляющейся под нашей носом, экономические решения не уделяют особого внимания национальному суверенитету в мире, где более половины из ста или двухсот крупнейших экономических организаций являются не странами, а компаниями.