В конце этих двух недель Бернард [Лич] спросил нас, не хотим ли мы сидеть с ним, ухаживая за печей, большой нефтяной печи, которую они имели. Он все еще сидел в то время, как мы называем часами печей, и подумал, не хотим ли мы сесть с ним и поговорить. Естественно, это была наша последняя возможность поговорить с ним, поэтому мы сказали «да». Мы не осознавали, что часы Бернарда были с 1:00 до 4:00.