Человек, чья работа глубоко думает об атомной войне, больше не назвал бы «мегадиат» «миллион трупов», чем бальзамист, будет называть «любимого человека» как «жесткого».
Человек, чья работа глубоко думает об атомной войне, больше не назвал бы «мегадиат» «миллион трупов», чем бальзамист, будет называть «любимого человека» как «жесткого».