Если бы мы знали, что мы должны умереть в двенадцать часов завтра вечером, придется ли мы увеличить нашу евангелизационную программу, или мы могли бы во всем хорошем совести, так же, как мы?
Если бы мы знали, что мы должны умереть в двенадцать часов завтра вечером, придется ли мы увеличить нашу евангелизационную программу, или мы могли бы во всем хорошем совести, так же, как мы?